Секретарь Союза солдатских матерей России: «Наши не имеют привычки собирать тела погибших и не всегда подбирают раненых. Дешевле написать «пропал без вести»

— Сейчас есть жетоны. Вы не представляете, какое это счастье! —говорит ответственный секретарь Союза комитетов солдатских матерей России Валентина Мельникова на канале «Скажи Гордеевой». — В Первую чеченскую войну и вначале Второй жетонов не было. Любой офицер мог забрать военный билет, положить в штаб, как это и было, — и все: вот он мальчик лежит в Грозном на улице, и никто не знает, кто он.

Правозащитница говорит, что у нее есть основания доверять данным украинской стороны в отношении потерь личного состава:

— Что касается погибших, то у меня есть списки, которые дает украинская сторона, и я склонна верить этим спискам, потому что они поименные.

Но сколько бы ни было погибших — хоть один — вопрос в том, что воюющие стороны обязаны организовать гуманитарное перемирие. Не гуманитарный коридор для беженцев, а именно гуманитарное перемирие, чтобы можно было прекратить всю стрельбу везде, и чтобы уполномоченные команды обменялись погибшими и ранеными.

Исходя из расчетов других войн, то количество, которое представляет украинская сторона, вполне реально.

Другое дело, что после боя наши не имеют привычки собирать тела погибших и не всегда подбирают раненых. Дешевле написать «пропал без вести».

Допустим, во время войны с Грузией грузины сбили тяжелый бомбардировщик. И пилот как-то исчез. Мы обращались везде, вплоть до Верховного комиссара по правам человека ООН, чтобы узнать хоть что-то о его судьбе у грузин или наших. Я лично даже к Лаврову обращалась. До сих пор никто ничего не сделал, куда делся полковник, неизвестно. Жену командование запугало: если она не перестанет шуметь, у нее отнимут квартиру и не выплатят страховку.   

И это не призывник и даже не контрактник, это командир бомбардировщика с ядерным оружием. Таких всего в России, может быть, человек 20 или 40. Пропал — и никому не нужен. Эта ситуация нам знакома, — с сожалением констатирует Мельникова.

Она уверена, что прямо сейчас еще можно собрать и обменять всех погибших и пленных, чтобы после не было пропавших без вести.  

— Но российская сторона не говорит, где она держит тела погибших украинцев, где она держит попавших в плен. И я беспокоюсь о том, что они делают с украинскими военнослужащими. Если они их опять держат в Луганске в подвалах, тогда все плохо. Если они их вывезли на территорию России, то есть какой-то шанс, что все будет оформлено, — надеется правозащитница, утверждая, что любого пленного необходимо зафиксировать и внести в документы.

Вопреки заявлениям российских властей, Валентина Мельникова не исключает участия в боевых действиях солдат срочной службы. 

— Участвуют все, кто под руку попался. Судя по всему, там могут быть даже те, кто призывался в ноябре-начале декабря (2021 года). Их очень быстро как-то привели к присяге прямо через две недели, хотя у них должен быть Курс молодого бойца не меньше месяца. Затем их очень быстро отправили на учебные полигоны.

Но это тоже не первый случай. Несмотря на указ о том, что призывники могут направляться в район боевых действий только через 6 месяцев и только по контракту, замполиты и раньше собирали их и предлагали писать заявления о том, что они сами хотят перейти на контракт. Хотя это незаконно, потому что есть целая процедура с утверждением заявления в Генштабе, с тремя месяцами испытательного срока.

Кто-то писал эти заявления, кто-то не писал. Но и тех, кто не писал, никто не мешал отправить в район боевых действий.  

В 2014 году сто мальчишек-призывников оказались умными, отказались писать и подняли шум. Мы вмешались, их вернули в распоряжение части. А если они не жалуются… Кто у нас соблюдает закон в отношении военнослужащих? Никто не соблюдает, — говорит ответственный секретарь Союза комитетов солдатских матерей.  

Она также открыто озвучивает то, что в России не соблюдаются не только юридические законы, но и человеческие:

— Есть еще одна тонкая материя — это уважение к телам погибших и право семьи получить тело и похоронить его. Почему наши священники не объясняют этого всем? Почему не говорят, что нельзя так обращаться с погибшими… У нас никто этого не понимает.

Я разочарована и в ментальных способностях переговорщиков с российской стороны с Украиной. Я так понимаю, что там нет знания международного права, нет знания законов войны. Там нет и никакого сочувствия. Положение очень сложное, потому что не было такой войны, когда бы мы не могли получить какой-то реакции, хотя бы самой простой, от администрации президента. Был какой-то Совет по правам человека при президенте вменяемый, аппарат президента был вменяемый.

Ведь в этих ситуациях, связанных с человеческими жизнями и человеческими смертями, очень многое зависит даже не от совести, а от ощущения, что это такие же люди, как ты. И раз ты можешь — значит, помоги им. Помоги погибшему быть похороненным своей семьей, помоги пленному вернуться домой. Никто этого не чувствует…

Сейчас весь мир встал на уши, потому что в 2014 году нас не послушались, когда мы говорили: прекратите это! Приезжали из Совета Европы, из Еврокомиссии, от Комиссара по правам человека ООН, собирали правозащитников. Мы кричали — это нужно остановить!

А нам говорили: кто же будет ссориться с Россией, очень много совместного бизнеса, — подытоживает Валентина Мельникова.